Жизнь — только миг

Жизнь — только миг

И. КИСЕЛЕВ

На земле больше не осталось полюса, который он бы не покорил.  У него кружилась от счастья голова на всех семи высочайших вершинах планеты. Он переплывал океаны под парусом и на веслах, под его ногами осыпались раскаленные пески и скрипели ослепляющие снега. Бог, которому он служит буквально, испытывал его голодом и жаждой, он умирал, но рождался заново, как умел, и, кажется, что этот смелый экспериментатор сам эксперимент Бога…

 Некоторые пытаются оспаривать первенство Федора Конюхова как испытателя машины под названием «человек», считая его неспециалистом. Могу дать совет: попробуйте сами сделать хотя бы малую толику того, что сделал он.

 С Федором Конюховым мы встретились в его мастерской, где практически каждый предмет напоминал о великих путешествиях и великих восхождениях самого именитого путешественника современной России. И неудивительно, что первый наш вопрос был о странствиях Конюхова.

—  Федор Филиппович, все ваши путешествия вызывают искреннее восхищение. И даже удивление, поскольку демонстрируют неиссякаемые возможности человеческого организма и человеческого духа. О вашем новом проекте —  воздушном кругосветном перелете с использованием энергии Солнца —  известно мало. В 2019 году на самолете «Летающая лаборатория» вы уже совершили перелет в Крым. Новый самолет для рекорда будет повторять прототип или существенно отличаться от него с учетом обнаружившихся ошибок? Речь, в частности, не о его КПД, а о надежности солнца, как надежного источника энергии…

 —  Полет 2019 года являлся тестовым в рамках подготовки к будущей экспедиции. Сам самолет был оборудован гибкими солнечными модулями отечественного производства и системами накопления энергии. Размах крыла составлял 25 м при весе самолета всего 900 кг. В том полете перед нами стояла задача по испытанию работы солнечных модулей на разных высотах, под разным углом к солнцу и в различных географических широтах —  от 56-го градуса (Московская область) до 45-го градуса (Евпатория). На самолете, как и при запуске космических кораблей, каждый лишний грамм —  сложность, тем более, если самолет небольшой. Системы на легкомоторных аппаратах практически не дублируются, поэтому к их надежности особые требования. Я буду лететь выше облаков на высоте от 15 000 до 17 000 метров, там, где нет гроз.

 —  При полетах на шаре вы в полной мере оценили важность воздушных потоков, которые наверняка должны будут помогать и вашему электропланеру. Насколько вы полагаетесь на этот атмосферный ресурс?

— Скажу более: мы полностью полагаемся на воздушные потоки. Когда я летел на воздушном шаре Мorton в 2016 году, высота была 11,2 км, я шел со скоростью 244 километра в час. Сейчас мы планируем, чтобы я шел выше. На этой высоте я могу планировать скорость уже 300–360, ну, пусть, 280 километров в час. Сам самолет будет идти на солнечных батареях с небольшой скоростью —  120–140 километров в час. Этого недостаточно, для того чтобы облететь земной шар, поэтому мы будем использовать воздушные потоки, дающие еще километров двести, а вместе это уже будет за триста. С такой скоростью я смогу облететь вокруг света с помощью солнечной энергии.

 —  В ваших планах также подъем на воздушном шаре в стратосферу. Вы собираетесь подняться на высоту ближнего космоса на воздушном шаре только для того, чтобы убедиться, что земля круглая и вращается?

 —  Не только (смеется). На сегодняшний день рекорд подъема на аэростате за счет горелок —  21 км —  принадлежит 67-летнему индийскому бизнесмену и пилоту Виджайпату Синганья. Я решил обновить рекорд, который держится полтора десятилетия. Мы хотим подняться на 25 км. Для такого полета нужен новый шар, такой шар у нас есть. Он целый год лежит, ждет меня, потому что, я должен был еще в апреле 2019-го подняться на нем из австралийской пустыни. Особое внимание в этом полете уделено герметичной капсуле пилота, ведь со снижением атмосферного давления на высоте 20 км и выше будет кипеть вода и межтканевая жидкость организма в человеческом теле. Если не использовать герметическую кабину, на такой высоте человек погибнет практически мгновенно.

 У Виджайпату Синганья объем шара был 65 тыс. куб. метров, у нашего будет 100 тыс. —  почти вдвое больше. Это самый большой шар, созданный за всю историю воздухоплавания.

 В наших планах также полет на гелиевом шаре на высоту 41 км. Если бы не всякие «если» я бы пообещал твердо, что в 2025–2026 году смогу это сделать. В этом полете я буду в скафандре, в герметичной кабине, как космонавт. Достигнув нужной высоты, я отцеплюсь и в планере буду падать с огромной скоростью, но, пройдя границу плотной атмосферы, его крылья найдут опору, и свободное падение перейдет в планирующий полет. А в 2028–2029 годах мы рассчитываем подняться на гелиевом воздушном шаре на высоту 110 километров. Понятно, что на такую высоту только на одном гелии не подняться, шару нужно помогать. Кстати, в этом проекте меня консультирует, а правильнее говорить, курирует группа космонавтов во главе с Виктором Савиных. Когда я поднимусь на 110 км, то задача стоит не лететь вокруг Земли, как Гагарин, а наоборот, встать и ждать пока Земля не провернется вокруг своей оси три раза со скоростью 1,7 тыс. километров в час. Тогда я начну спуск, чтобы, по расчетам, опуститься в ту же самую точку, откуда и поднялся.

 А теперь я отвечаю на ваш вопрос. Этот проект далеко не забава и не бред, как может показаться. Сейчас ученые во многих странах уже задумываюися: зачем лететь из Москвы в
Нью-Йорк самолетом, когда можно создать аппарат. Я не говорю «самолет», в который люди садятся, взлетают на высоту 110–120 километров и останавливаются. Пассажиры сидят, чаек пьют, кофе пьют, а Земля проворачивается. И, когда в расчетное время самолет оказывается на широте Нью-Йорка, начинается приземление, где аппарат автоматически подрабатывается двигателями, с тем чтобы сесть в точно указанное место на точно указанном аэродроме. Это во много раз дешевле и безопасней традиционного перелета. Не надо развивать огромные скорости, которые плохо влияют на психику и здоровье людей. И это же уход от авиакатастроф: им просто негде будет происходить. А главное, какая экономия времени! Чтоб достичь таких же показателей, пассажирские лайнеры должны летать со скоростью истребителя. Но какие должны у него быть турбины, какие люди там должны сидеть и кто должен управлять? Для таких полетов экипаж должен готовить Центр подготовки космонавтов. Все это нереально! Сам проект крайне интересный, и я буду в нем участвовать.

 —  Подготавливая полет в стратосферу, вы не забываете и о погружении в самую глубокую точку Мирового океана —  Марианскую впадину. В этой подготовке вам большую помощь оказывает Артур Чилингаров, вы также консультировались с Джеймсом Кэмероном, который в 2012 году опустился на дно Марианской впадины. Однако невыгодно делать такой батискаф только на одно погружение. В ваши планы, наверняка, вписана и Пуэрториканская впадина. Потом вас потянет на дно Байкала, Лох-Несса, Титикаки или Сарезского озера. Да мало ли интересных озер!

 —  Дно Марианской впадины до недавнего времени видели только четыре человека: Жак Пикар, уже покойный, и живые Дон Уолш, Джеймс Кэмерон и Виктор Весково, который на сегодняшний день покорил все главные вершины пяти континентов и, возглавив экспедицию «Пять глубин», посетил дно всех пяти мировых океанов. Батискаф для новой экспедиции будет двухместным, вертикальной конструкции, как у Кэмерона, длиной в двенадцать метров. Он опустится вниз под действием балласта массой в полтонны, а чтобы не отклониться от траектории, аппарату придется постоянно вращаться. Для всплытия груз просто сбросят, отключив электромагниты. Для перемещения по дну нашего аппарата задумана дюжина двигателей, а выжить на астрономической глубине пилотам помогут титановая сфера и баллоны со сжиженным кислородом, который через компактный газификатор будет превращаться в кислород для дыхания. Для нас с Чилингаровым и в помощь ученым, которые сядут за пульт управления после нас, аппарат оборудуют камерами и манипуляторами для сбора образцов. Наша цель в течение двух суток обследовать район погружения, набрать оттуда образцов и проб с двух тектонических плит, Филиппинской и Тихоокеанской, и уже с богатым научным багажом на третьи сутки сбросить балласт и всплыть. Грунт оттуда еще никто не доставал, а он бы дал важнейшую информацию для ученых. Интересно такое погружение и военным. Мне кажется это и логичным и полезным, хотя бы с точки зрения окупаемости проекта. Чтобы ускорить строительство, я встречался с Владимиром Путиным, объяснил ему, что за границей обещают построить батискаф за два года, но хочется, чтобы его сделали у нас. Владимир Владимирович пообещал помочь и подключил к проекту несколько предприятий, в числе которых петербургские конструкторские бюро «Рубин» и «Малахит». «Рубин» проектирует комплекс «Витязь» для погружения на двенадцать километров. «Малахит» спроектировал аппарат «Консул», способный работать под шестикилометровой толщей воды.

Наш батискаф изготавливается из расчета на пятьсот погружений. Понятно, что столько никто не сделает. Но в США и Европе уже есть желающие в будущем взять батискаф в аренду, ведь в мире много глубоководных мест. Первое наше погружение намечено на март 2021 года. Исследовательская команда будет большая, но сначала погрузимся мы вдвоем с Артуром Николаевичем Чилингаровым.

—  Какой из ваших проектов был технически самым сложным, какой изматывающим физически и какой психологически трудным?

 —  Физически невероятно трудным для меня был кругосветный переход на весельной лодке «Акрос» в Южном полушарии. Моя красная лодочка в бушующем океане ко мне теперь по ночам приходит, и я пишу это, как картину и отдыхаю под рев тех волн. Такое вот у меня «пятно» в биографии. Во вторую мою весельную кругосветку на «Акросе» я «подцепил» шторм на полпути к Полюсу
яхтсменов. В «Южном» работают просто разрушительные волны высотой 8 метров, движущиеся со скоростью 90 километров в час. Лежишь, пристегнутый ко дну лодки, пытаешься пережить шторм, каждый час пишешь короткие эсэмэски: «У меня все хорошо» и молишь Бога, чтобы лодку меньше переворачивало, потому что тело мое чувствует все двести сорок восемь костей ,и замены их у меня нет…

 Технически сложным из уже осуществленных проектов, наверное, было обогнуть земной шар на воздушном шаре. Но самыми, пожалуй, сложными будут те, что мне еще предстоят: это и подъем на гелиевом шаре на 41 километр, затем полет в стратосферу на еще большем, по сравнению с ним, шаре, и конечно, предстоящий спуск в Бездну Челленджер на батискафе. Хотя я и не сбрасываю со счетов сложность полета на гелиопланере, там тоже все может быть…

 —  Беседуя с вами, нельзя не спросить о климате планеты. В последнюю свою экспедицию в Арктику с Дмитрием Шпаро и Виктором Симоновым половину маршрута собакам приходилось переплывать многочисленные трещины. Чем это может отозваться для береговых территорий, когда мы увидим Северный Ледовитый океан открытым даже зимой?

 —  Ну он же уже идет к этому, и, конечно, климат там меняется просто на глазах. Климат, природа и животный мир первыми приняли на себя удары глобализации. Я шесть раз ходил к Мысу Горн, из них четыре раза самостоятельно, один раз, в 2009 году, с командой, и еще раз соло на весельной лодке. Я своими глазами видел, как природа меняется и животный мир скудеет. В 1999 году в этом районе океана ко мне подплывали касатки, это было часто и довольно привычно, а в последний раз, в 2018 году, уже не подплыла ни одна. Киты подходили (сейчас это редкий случай), их было больше, и альбатросов почти не видно.

Меняются течения, и это тоже уводит прежних жильцов от прежних мест обитания. Но особенно грустная картина там, где человек вмешивается в ход тех вещей, в которые ему бы надо категорически запретить это делать. Например, тюрьма для касаток и белух на Дальнем Востоке, где человек убивает природу ради наживы. У меня слезы текли, когда я видел эти кадры… Я, наверное, выскажу непопулярную точку зрения: надо запретить дельфинарии, и сделать это по всему миру. Мы не отказываем касаткам и афалинам в высокоразвитом мозге, но как мы к нему относимся? Вы думаете, с наездницей на спине дельфин чувствует себя птицей? Я вас умоляю. Он чувствует себя черепахой, а вполне возможно, что и идиотом!

—  После всех кругосветок, вы, наверное, уже ответили себе на вопрос: Земля —  живой организм или камень, покрытый мхом жизни…

—  По моим ощущениям, Земля или живая, или ведет себя, как живая. Конечно, весь мир живой. Раньше мне, молодому, было сложно путешествовать. Слишком много было тщеславия. С трудом переносил одиночество. Попробуйте провести сто или двести дней без общения, как в первых моих кругосветках. Не было ничего тяжелее одиночества! А сегодня я понял: нет на земном шаре одиночества! На Земле все живое. Тот же океан. В нем киты. Горы живые. Пустыня. В пустыне с тобой Господь Бог. И святые, которым молишься. Мыслей в океане хватает, особенно когда идешь по нему монотонно, на веслах. Ты можешь не чувствовать усталость, забыть о мозолях и даже голоде, за мысли можно спрятаться, когда тебе трудно. Они же и повод к общению, например, с собой или Богом, который, как Солярис, знает все твои мысли. Он может подарить тебе свидание с юностью: усадить напротив тебя, кого бы ты ни захотел. Такого на берегу никаким гипнозом не вызовешь, а в плавании тебе достаточно просто долго смотреть на воду…

— Во время своих морских и океанических путешествий вам приходилось встречаться с монстрами? Так, например, у некоторых видов кальмаров щупальцы достигают 15 метров. Вы видели таких чудовищ?

—  В наш трал не однажды попадали кальмары, у которых туловище длиной с мою лодку, а это все девять метров, а щупальца доходили до тридцати двух! Когда мы вытаскивали такого «монстра» на палубу, которая у нас была в 32 метра, он лежал на всю эту длину. Конечно, в более холодной и мелководной Атлантике такого не выловишь, но в Тихом океане противостояние с этой тварью вполне возможно: он твой улов, ты его улов. В океане я всегда помню, что мне их следует опасаться, они нападают внезапно, и могут обвить тебя вместе с лодкой, и потащить в глубину. Я знаю рассказы о целых небольших судах, которые монстры превращали в свою добычу.

—  Вы выстроили собственную деревню, как мне кажется, с просветительской целью. С вашей точки зрения, сколько времени современный человек должен проводить в городе и сколько в дикой природе?

— Мне город нужен только для организации экспедиций. На природе легче созреть духовно, настроиться на новый маршрут. Но сам проект от замысла до логистики, без города невозможен. Если бы я все время находился в дикой природе, в своей деревне, я бы ни разу не вышел в путь, потому что первыми шагами любой экспедиции, кроме настроя на нее, должны быть материальное и экономическое обеспечение. Каким бы ты ни был отважным и семи пядей во лбу, но для того чтобы построить батискаф, лодку, самолет или стратостат да и просто куда-то доехать или долететь, нужны деньги. Я могу поставить на карту все, что у меня есть, но иногда этого может не хватить даже на раскрутку самой идеи.

Соответственно, почему я люблю Москву. Потому что Москва интересный город, в котором у меня тысячи друзей. Они помогают. В деревне у меня тоже друзья, там я правильный человек. Но и там я не отдыхаю, а переключаюсь на что-то другое: много пишу, работаю на земле. А пассивный отдых для меня равносилен хладнокровному убийству времени при отягчающих обстоятельствах… На природе человек должен жить не столько, сколько захочет сам, а сколько она его сможет вытерпеть.

—  Ваши путешествия по России большой огласки не получили, а ведь мы восьмая часть суши. Не станем ли мы свидетелями повторения вами маршрутов землепроходцев —  путешествий попути казаков к горам Алтая или Ерофея Хабарова к нашим тихоокеанским границам?

— А я уже ходил маршрутом Арсеньева, автора «Дерсу Узала», по Уссурийской тайге, а до этого пересекал Чукотку на собачьей упряжке и сплавлялся на плоту, как Тур Хейердал, только по Лене, которая сама целое море… В 1989 году я проехал на велосипеде с моим братом и моими друзьями из Америки через всю нашу страну. Мы выехали из Находки  в Москву и финишировали в Санкт-Петербурге. Ехали пять месяцев. А через два года тем же маршрутом я прошел на внедорожниках Mitzubishi Padjero с товарищами из Австралии. Выехали из той же Находки, а приехали за пять недель в белорусский Брест. И все по нашей стране. Так что ей, стране, на меня обижаться грех. Я прошел 4 000 километров по енисейской тундре от Салехарда до Хатанги. Я даже в 2002 году сел верхом на верблюда, чтобы пройти 1000 километров в Кызыл-Кумских песках по следам Великого шелкового пути. И на Северный полюс я ходил с Северной Земли, а это наша страна. Наша страна самая красивая, по ней хочется путешествовать. Если мне представится возможность снова повторить какой-то маршрут или пройти новым, можете не сомневаться, я это сделаю.

—  22 мая 2010 года вы были рукоположены в сан диакона. Это дало вам основание заявить о прекращении путешествий: «Я уже сорок лет путешествую, как Моисей по пустыне. Мало времени осталось, чтобы помолиться». Но менее чем через месяц стало известно, что вы отправляетесь в новую экспедицию, теперь в Эфиопию… Федор Филиппович, вам Бог разрешил изменить свои планы или просто сердце позвало, что называется, вперед?

 —   У меня приход путешественников. 113 человек у меня в приходе, и храм у меня  Николая Чудотворца. В Москве, на улице Сокольнической, дом 77. В нем я встречаю и провожаю ребят, которые идут на Эверест, идут вокруг света, читаю за них молитвы. Я знаю, что это не совсем обычное и, может быть, неправильное служение. Я не крещу, не венчаю, не отпеваю, но я благославляю мужественных людей на путешествие или покорение таких вершин, где можно потерять жизнь. Доходят ли мои молитвы до самого Бога, я точно не знаю и никогда не узнаю этого на земле, но если они дойдут до сердца человека, за которого я молюсь, и укрепят его, значит, мой храм нужен и я служу правильно. Может быть, это и вызов, а я считаю, что и Божья милость, и Православие должны коснуться каждого человека.

 Мы отвлеклись, и я забыл ответить на ваш вопрос: все мои экспедиции были настолько сложны, что без веры я бы почувствовал разрушение и не смог бы их осуществить.

 — Вы пишете картины, в том числе много икон. А иконопись это, по сути, исповедь. Признайтесь, когда работаете над ликами, в вас кто-то вселяется? Входите вы, как шаман, в транс или просто становитесь, как сама молитва, ведущая вашу руку?

 — Извините, но я не иконописец. Я художник. Чтобы написать икону, надо молиться, поститься, даже, может быть, войти в особое состояние… Вот это очень важно. Почему я мало пишу иконы? Перерисовать лик святого или даже Господа Бога нашего, Иисуса Христа не так-то сложно профессиональному художнику, а вот духом наполнить, внести энергию… Иконописец — это не тот, который все точно нарисовал, но человек, истинно убежденный, в том, что с икон на нас смотрят не копии, а сами святые. Писать Божественный лик —  это победить себя. Таких творцов, может быть, единицы, но это всегда те, кому отпущено Богом!

 —  За вашими плечами важный отрезок жизни, полный, без преувеличения, великих свершений. Все ли вам удалось сделать, о чем вы мечтали? Нет ли у вас зависти к успеху других? И вообще, зачем вы идете в горы, плывете в одиночку через моря и океаны? Это жажда славы или, быть может, здесь кроется коммерческий интерес?

 —  Мне 69 лет, возраст солидный. А знаете, чего я не добился в жизни? У меня нету зависти ни к чужим деньгам, ни к чужим экспедициям. Это не мое. Я с детства мечтал дойти до Северного полюса, потом мечтал пойти на яхте вокруг света, мечтал подняться на гору (об Эвересте не думал, просто на гору)… А когда я это сделал, я понял, что больше совершил, чем мечтал: ну разве я мечтал, что шесть раз буду ходить вокруг света, мечтал, что поднимусь на все высочайшие вершины, причем на Эверест два раза: и со стороны Непала, и со стороны Китая, и во второй раз, когда стал в два раза старше. Дважды уходил в Антарктиду, в одиночку сходил на оба земные полюса. У меня решены проблемы с тщеславием и жаждой новых открытий, мне не грозит забвение моего имени. Я вошел в историю и, наверное, в ней останусь. Что мне еще нужно, кому мне еще завидовать? Ведь и до погружения на гигантскую глубину Бездны Челленджера остался шаг или два… Я сделал многое и не знаю, может ли человек сделать больше. Мы с женой Ириной попробовали подсчитать, на сколько лет нормальному человеку хватило бы заниматься подготовкой и самими моими экспедициями. И  нее вышло триста лет и три года. А мне-то всего шестьдесят девять! Думаете, она ошибается?

Вы знаете, жена путешественника может ошибиться, как борщ приготовить, но не в том, как собрать мужа в дорогу. А если сюда прибавить годы ее ожиданий моего возвращения, то у моих скептиков должны отпасть любые сомнения: от жадности можно отдохнуть в Турции вместо Бали, но не пойти к Южному полюсу вместо Эвереста.

 Я не идеальная модель, а живой человек со слабостями и прекрасно отдаю себе отчет, что и у меня есть грехи, много грехов, и самых больших грехов, которые не бывают бывшими, есть предубеждения и заблуждения. Но нет во мне греха зависти —  ни черной, ни белой, ни цвета зеленого луча. И не надо его искать. Если бы он был, я бы это знал точно.

 Когда погиб американский пилот, яхтсмен, и путешественник Стив Фоссетт, который поставил мировых рекордов вдвое больше меня и во многом опередил, я не испытал облегчения. Меня задавила грусть, и стало страшно обидно, что нет его. И с его уходом, во-первых, нас стало меньше, а во-вторых, я всегда знал, что он что-то вытворяет, и мне было интересно за ним иногда тянуться. Он погиб рано, так же, как Уэмура, но сделал больше. И я не ожидал от себя, что и мне когда-то удастся превзойти своего учителя.

 Завидовать я бы мог только им. Но, видите, как все вышло: два поворота двух судеб, и мне стало не с кем соревноваться. Это печально… Я говорю нынешним молодым: в 1990 году я в одиночку пошел и достиг Северного полюса. Прошло тридцать лет, и никто не повторил мой маршрут в одиночку, а мне бы хотелось. Сейчас, если молодой парень пойдет, он сделает это лучше меня. Он имеет лучшее снаряжение и питание, у него надежнее связь, наконец, он будет обязательно готовить себя физически. Я прошел маршрут за 72 дня. Ко мне дважды подлетал самолет, чтобы скинуть продукты и пару лыж. А норвежский путешественник, если я не ошибаюсь, его имя Олсен, прошел к полюсу с мыса Алерт, как Уэмура, более коротким путем и сделал это за 45 дней, не привлекая никакой авиации. А где наши путешественники? В Анталии. А где наши романтики? Они, забывая о себе, выбирают себе новый автомобиль. Где сегодня те люди, которые чувствуют себя в путешествиях, как в искусстве, которые творят, совершая немыслимые для сегодняшнего дня поступки? Хочется, чтобы мне кто-то сказал, что в России такие есть, но пока молчание на этот счет говорит о разнице в понимании слова «мужчина» людьми моего поколения и того, которое стоит в пробках.

 Сейчас хотят все и сразу, а нас грела мысль не о предстоящем расчете за творчество с подпольным миллионером, а о том, что мы, и никто другой, должны поднять планку советского изобразительного искусства, которое пребывает в загоне, как мы считали. Мы ночами работали, а днем занимались официальной «халтурой», и, конечно, советское искусство мы не спасли, однако, сама мысль вернуть ему конкурентность в мировом художественном сообществе стоила дорогого.

—  Хотел бы закончить нашу беседу вопросом о «зеленом луче», который иногда появляется на горизонте в момент погружения солнца в океан или, наоборот, всплытия. Говорят, он приносит удачу. Не означает ли это, что в каждой из экспедиций у вас была встреча с этим чудом природы?

 —  А вот я горжусь тем, что в первый раз увидел «зеленый луч» в Южном полушарии. Он обычно ближе к экватору. Нужно, чтобы небо и океан были чистые. И когда солнце садится или встает, в миг его касания с горизонтом, луч может вспыхнуть, а может и нет. Я уже знаю, что-то может произойти. Смотрю, наблюдаю. И в тот самый момент, когда солнце в первый или последний раз дотронулось чистоты океана, происходит — пуф! Вспышка такая. По цвету ближе всего к фосфору, где-то, между аквамарином и бирюзовым. Возможно, я ошибаюсь, но я так вижу. Такое мало где можно на земле увидеть. Мне кажется, это за счет цвета воды, неба и самого солнца, дающих лучу энергию.

Справка:

 В одиночку совершил пять кругосветных плаваний, 17 раз пересек Атлантику, причем один раз на весельной лодке. Первый россиянин, побывавший на всех семи вершинах, в одиночку на Южном и Северном полюсах. Первый в мире человек, который достиг пяти полюсов нашей планеты: Северного географического (три раза), Южного географического, Полюса относительной недоступности в Северном Ледовитом океане, Эвереста (полюс авысоты), Мыса Горн (полюса яхтсменов). Первый в России достиг Северного и Южного полюсов на лыжах, первый совершил одиночное кругосветное плавание, первый выполнил программу «Семь Вершин», первый пересек океан на весельной лодке, первый совершил кругосветный полет на воздушном шаре.