Россия. Черное море. Крым. Да, благословенные места, безмятежные, целебные, райские. Но на самом деле это просто самый край нашей Земли, так же, как Чукотка или Земля Франца-Иосифа, граница русского мира: каких-то 20 милей — все, нейтральные воды. Да, самые лучшие на свете виноградники, античные памятники, великие и православные святыни. Но на самом деле Крым — крепость, естественная, Богом данная. Практически везде неприступные скалы, идеальная военно-морская база, «сердце мира». Согласно классической английской геополитике, оно расположено именно здесь, в треугольнике Севастополь—Новороссийск—Константинополь. И тот, кто владеет этим треугольником, владеет миром.
Поэтому и шли они безостановочно, сражения за Крым, столетия.
Лето 1942-го — весна 1944-го. Несомненно, одна из самых сложных по замыслу и самых блестящих по исполнению операций во всей мировой военной истории. Сегодня трудно представить страну, армию, полководца, которые были бы способны выполнить столь же потрясающую задачу.
Немногие помнят, что первый налет немецких бомбардировщиков на Севастополь, в Северную бухту, был за час до четырех утра 22 июня 41-го года. Но адмирал Кузнецов, нарком ВМФ, один из немногих высших командиров РККА, а может, и единственный, не испугался грозных окриков сверху, призывов не отвечать на провокации, а отдал однозначный, отчетливый приказ: «Всем частям и флотским экипажам боевая готовность номер один».
Удивительно, но Севастополь смог отразить атаку. Были вовремя организованы и светомаскировка, и зенитный ответный удар. Черноморцы не потеряли ни одного корабля. В это трудно поверить, но именно отсюда, из Севастополя, а не из Бреста, не с польской границы верховному руководству страны поступил первый доклад о нападении Германии.
Приказ Ставки, написанный еще от руки, очень показателен: «Военным советам всех округов. 22 июня в 4 часа утра вражеская авиация без всякого повода совершила налет на наши аэродромы, города и подвергла их бомбардировке. Германские войска перешли нашу границу. В связи с неслыханным по наглости нападением со стороны Германии на Советский Союз приказываю…» Ну и так далее. Копия — наркому ВМФ.
Но нарком ВМФ адмирал Кузнецов начал действовать за 8 часов до этого. Он поверил собственной командирской интуиции, реальным данным разведки фронта. Да, он рисковал головой, но сделал то, что необходимо: и флот сохранил, и голову свою светлую, и самое главное — честь морского офицера.
Это была победа, нет сомнений. Враг не смог выполнить свою задачу — блокировать порт особыми дистанционными минами. Более того, мы сбили первый вражеский самолет. Не сумев поразить порт и корабли, уходя от нашего плотного зенитного огня, самолеты нацистов просто сбросили бомбы на город.
Первые жертвы войны — невинные, мирные, самые дорогие, самые невосполнимые наши потери.
Уже к осени 42-го немцы поняли, что битва за перевалы Кавказа проиграна.
Играя на ход вперед, нацисты стали строить колоссальную линию обороны — Голубую линию на Кубани. Дальше по Днепру, до самого Смоленска она переходила в титанический Восточный вал. Кто знает, может быть, планы немецкой обороны в 43-м были гораздо серьезней и опасней плана Барбаросса.
Крепость Крым — ключевая точка на южном фланге, пока еще она за спиной этого титанического вала, который теперь новая и, как очень надеются нацисты, окончательная граница рейха. Но в сентябре 43-го мы прорвали Голубую линию и после блестящего штурма освободили Новороссийск.
Еще чуть-чуть — и на Таманском полуострове наши войска устроили бы противнику второй Сталинград, южный. Но, видно, не судьба. Они ускользнули, из-под носа ушли. Вся 17-я армия переправилась и ушла. Это был серьезный и умный противник. Они даже мост построили через Керченский пролив — канатную дорогу. С таким противником так просто не справишься и на «ура» прямой атаки не победишь. Его надо переиграть. Надо быть организованней, чем немцы. Но как можно быть точнее и организованней, чем немцы?
Мы освободили Кубань полностью 9 числа. Радость, конечно, была большая. Потому что на Кубани немцы меньше всего хозяйничали, но за короткие 400 с лишним дней они много натворили на Кубани. Им было важно убивать русских. «Убивайте русских как можно больше» — такой у них был плакат.
Самые первые реальные сведения о запредельных дьявольских зверствах нацистов на оккупированной территории пришли именно отсюда, из Крыма. Тогда, в декабре 41-го, морпехи отчаянным десантом отбили и Керчь, и Феодосию, а значит, весь мир и вся страна увидели нацизм во всех его страшных деталях. Багеровский ров, в котором расстреляно семь тысяч жителей Керчи, — жуткий образ войны.
Здесь же найдены 245 трупов расстрелянных детей, вызванных немецкой комендатурой якобы в школу и увезенных из города.
Уходя под ударами наших войск, нацисты угоняли практически все население. И на территории Крыма сразу возникло не менее 10 концлагерей, в том числе детских.
Крым — это замок, крепость. В Крым ведут всего два пути. Первый — через Керченский пролив. Атаковать с этой стороны можно только морем, прямо на виду у врага. Второй путь — через Перекоп. Это узкий, сильно укрепленный перешеек на самом севере Крыма. И оба пути для немцев более чем очевидны. Весь остальной периметр полуострова — это или укрепленный морской берег или практически непроходимые, соленые болота.
Как линию обороны это место использовали не одно столетие. И до сих пор, наверное, если, не дай Бог, случится война, она опять превратится в линию траншей, довольно-таки неприступную. Каждый раз оружие становится современнее, а вот эта точка, вот это место не меняется. Можно себе представить, сколько орудий и минометов можно здесь разместить и какую чудовищную плотность огня они создадут. Но других вариантов нет: или Перекоп, или Керчь.
Как ни странно, судьба Крыма решалась на Днепре. Ведь Крым — это просто левый фланг огромного Восточного вала, линия обороны врага. И как только 1-й Украинский фронт подошел к Киеву и был готов его штурмовать, 4-й Украинский сразу развернулся в сторону Крыма и Перекопа, чтобы запереть там врага, не дать ему ударить в тыл.
Сводная бригада 19-го танкового корпуса и части 4-го гвардейского кавалерийского Кубанского казачьего корпуса были переброшены из-под прорванной южнее Мелитополя немецкой линии, и вот она делает беспримерный рывок. В отрыве от тылов и резервов они неожиданно для всех пробивают сплошную линию укреплений противника, находят в ней бреши и прорываются в Крым, к Армянску.
К утру немцы под командованием опытнейшего генерала Конрада закрывают брешь в своей обороне. И танкисты с казаками оказываются в окружении, под убийственным огнем 88-миллиметровых зенитных орудий подоспевшего к Армянску немецкого бронепоезда. Уже через сутки все танки прорвавшихся были подбиты или уничтожены. Несколько попыток подошедших основных частей корпуса и всей 51-й армии помочь окруженным прорваться к ним результата не дали. Командир корпуса генерал Васильев тяжело ранен. Наступление захлебнулось. Казалось, выхода нет.
И тогда, отобрав две сотни опытнейших бойцов из числа танкистов и казаков, комкор Васильев ставит им немыслимую, сложнейшую задачу: ночью скрытно подобраться к Турецкому валу и атаковать позиции врага в спину, с тыла. Неудивительно, что этот дерзкий рискованный ход оказался для немцев полной неожиданностью.
Танки и пехота смогли подобраться очень близко, аккуратно и осторожно и ударили немцам в тыл. Образовался небольшой коридор, по которому смогло прийти усиление, и плацдарм под Армянском был удержан.
Раненый Васильев еще находился на плацдарме, а ему, против всех правил, сразу присвоили звание Героя Советского Союза. А все уцелевшие бойцы сводной бригады были награждены орденами. Но, тем не менее, в стратегическом смысле наступление остановилось. Дальше микроскопического плацдарма на Перекопе мы не прошли. И будем честны: на узком перешейке между двумя вражескими линиями обороны — Перекопской и Ишуньской — мы, по сути, оказались в ловушке.
Узкий путь ведет к спасению, к победе. Узкий Перекопский перешеек, узкий Керченский пролив. Но оказалось, что еще есть третий путь, о котором никто не подумал, — Сиваш. Огромное соленое болото. Враг и его самый лучший стратег Эрих фон Манштейн были уверены, что он непроходим даже для пехоты со сколько-нибудь серьезным боезапасом за плечами, а уже для танков и артиллерии тем более.
Утром 1 ноября предельно скрытно, по ледяной воде, через соленое море двинулись семеро самых проверенных, самых опытных разведчиков 10-го стрелкового корпуса 51-й армии Крейзера. Впереди группы шел начальник разведотдела корпуса терский казак Поликарп Кузнецов. Это была его личная инициатива. Никто наверху особо не верил, что удастся успешно форсировать Сиваш в ноябре. Но нашелся местный житель Иван Оленчук, который показал кузнецу единственный, только старым рыбакам известный маршрут через топкую соленую грязь.
Удача сопутствует храбрым. Немцы и румыны на этом рубеже вообще атаки не ждали. Разведчики Кузнецова прошли незамеченными и доказали: Сиваш проходим. Сразу вслед за семерыми вышли 30 отборных бойцов и, не теряя ни минуты, Кузнецов зажег костры в качестве сигнала, что берег свободен от противника, а сами разведчики пошли дальше вперед, в дерзкий диверсионный глубокий рейд, отвлечь на себя внимание врага и дать возможность передовым частям 51-й армии пройти у них за спиной. И самое главное — на плотах переправить хоть какую-нибудь артиллерию. Без нее плацдарм обречен.
И все получилось. Они победили и выжили. Кузнецова сразу представили к званию Героя Советского Союза. Но в последний момент звезду ему не дали. Скорее всего, потому что Поликарп из казачьей раскулаченной семьи. Но не за ордена разведчики бились, им главной наградой и одной на всех стал третий плацдарм.
Удачи бойцов 51-й армии Крейзера на Сиваше — это просто подарок судьбы. Одновременно с ними и с атакой танкистов на Перекоп в тот же день, а точнее, в ту же ночь на 1 ноября морские пехотинцы из Геленджика, Новороссийска и Тамани пошли десантом на Керчь. И смерти подобно было позволить немцам сконцентрировать все свои резервы на одном направлении.
Многие считали решение десантироваться в этот жуткий шторм ошибкой. Корабли не могли пришвартоваться, и морпехам отдельной Приморской армии приходилось прыгать в ледяную воду глубиной два-три метра и с полным боекомплектом где идти, а где и плыть к берегу.
В эти самые минуты бог войны артиллерия со стороны Керченского пролива через их головы с дистанцией 20 километров снайперски била по первой линии обороны вермахта. У самой кромки берега, подавляя встречный огонь врага и давая десантникам собраться с духом, и, наконец, интуитивно почувствовав, поймав мгновение, перенесла огонь в глубину, на вторую линию укрепления вермахта. С точностью до секунды, ни раньше ни позже, произошел момент истины, момент подъема десантного батальона в атаку.
К этому времени после десанта в Новороссийск все — и наши бойцы, и немцы, понимали: русских морпехов образца 43-го года уже невозможно остановить. Все равно они прорвутся за валом огня и захватят хоть минимальный, но плацдарм. Вопрос только в одном: сколько они продержатся? Час или месяц?
Боеприпасов было очень много. Никто не брал никаких продуктов. Все вещмешки были забиты гранатами и патронами. Два дня бились за высоту 133,3. А потом комбат обманул немцев. Он с левого фланга часть боеспособных частей перенес на правый фланг, усилив его в два раза. А немцы каким-то образом узнали. Они ожидали его наступления справа, а он на левом участке пошел в атаку.
Высота 133,3. Здесь идет сужение Керченского полуострова. Видно море и с этой стороны, и с той. Нужно было взять эти высоты, чтобы продвинуться дальше на открытое пространство. Можно было вывести туда танки и уже обходить немцев с тыла.
«Совершенно секретно. Только для командования. Генерал Эрвин Йенеке, командующий всеми войсками вермахта в Крыму. Позиции 98-й пехотной дивизии в Крыму с потерей высоты 133,3 не дают возможности на длительную оборону. Контрнаступление под Керчью возможно только при срочной переброске резервов лучших гренадерских полков Северного фронта Крыма, ухудшая тем самым оборонительные возможности на Перекопе».
Морпехи под Керчью и танкисты на Перекопе, сами того не зная, спасали друг друга.
Немцы всеми силами хотели вернуть себе эту высоту. Они перебросили сюда и танки, и пехоту. Но где там! Наши вцепились зубами в землю, и никто не сделал ни шагу назад. Как воевали моряки? Это были особые воины. Это воины без страха и упрека. Они поднимаются в бой с возгласом: «Полундра!». И когда они идут, земля гудит. Там, где шли моряки, всегда была победа.
И Георгию Савенкову, молодому бойцу из терских казаков, и Екатерине Деминой, легендарной Катюше, в те дни было всего-то по 18 лет. Георгия призвали в 42-м, в 17. Катя воевала уже третий год, аж с лета 41-го. 15-летняя девчонка дописала себе три года и ушла на фронт. В боях под Смоленском ее тяжело ранило. Из госпиталя, из глубокого тыла она в трех рапортах упорно просит зачислить ее санинструктором в морскую пехоту, в 369-й отдельный батальон. В керченском десанте 44-го она уже главстаршина и вместе с батальоном высаживается в самое пекло, прямо в порт. В тех уличных боях она проявила себя опытным бойцом и стрелком метким, но самое главное — перевязала 85 раненых, а 13 тяжелораненых десантников спасла, вынеся на себе с поля боя.
Новый 1944-й год десантники встретили на крошечном плацдарме у Керчи. Чтобы выжить, им нужно было непрерывно контратаковать. Но это уже были не те морпехи, у которых были только десантные ножи и гранаты: столько сколько унесешь на себе. Пока они держали удар, за их спиной непрерывно шли корабли с тяжелым вооружением и танками, в основном, американскими, теми, что пришли по ленд-лизу. Морской десант, 84-я морская бригада Георгия Савенкова, медленно, но верно превращался в десант танковый.
Было ясно, что командование готовит их только к атакующим действиям, что из них делают стальной кулак для прорыва, и значит, генеральное наступление вот-вот начнется. Но никто не предполагал, что ожидание это продлится почти четыре месяца. Не только под Керчью, но и на Сиваше, и на Перекопе все остановилось. Ситуация патовая, опаснейшая.
Сейчас можно рассуждать, что после Сталинграда, после Курской дуги мы уже победили. Но на самом деле, как повернется война в 1943-м, если немцам удастся зацепиться за те рубежи обороны, которые они наметили, никто не знал.
Пока Крым был в руках нацистов, все могло измениться в любую минуту. На стороне Гитлера все прилегающие страны: Румыния, Болгария, да и Турция в любой момент может вступить в войну. Но и атаковать без твердой уверенности по весеннему бездорожью смерти подобно. Ставка и Генеральный штаб хорошо помнили жесточайшие уроки 1942 года. Именно здесь, на Керченском полуострове преступная бездарность члена Военного совета Льва Мехлиса и его подчиненного генерала Козлова, неподготовленное наступление стоили нам сотен тысяч горьких, напрасных потерь. Именно поэтому Севастополь остался тогда в полной блокаде, один на один с огромной армией врага.
Восемь месяцев длилась его осада, 251 день, и каждый из них снимал фронтовой кинооператор Владислав Микоша. Он почти всегда снимал стоя. Однажды ему осколком снаряда срезало объектив. Владислав Микоша снимал до последнего, отказываясь эвакуироваться. Только после ранения и тяжелой контузии на последней подводной лодке его отправили на Большую землю вместе с коробками отснятой бесценной пленки.
Нацистам нужен был Севастополь как воздух — и стратегически, и политически. Все они: немцы, итальянцы, хорваты, румыны очень многое готовы были отдать, чтобы ноги омыть в Севастопольской бухте. Руководил осадой лучший стратег вермахта Эрих фон Манштейн. Чтобы подавить подземные батареи Севастополя, сюда доставили огромные орудия: «Карл», «Тор», и, наконец, «Дора» калибром 813 мм. Ствол его был высотой с 12-этажный дом. Орудия обслуживал целый полк, почти четыре тысячи солдат и офицеров. Ни до, ни после Севастополя во всей мировой военной истории не было такой плотности, такого сосредоточения артиллерийского огня.
Мы потеряли почти 150 тысяч погибшими и пленными. А Манштейн за Севастополь получил от Гитлера жезл фельдмаршала. Но его элитная 11-я армия практически полностью легла под стенами Севастополя. Это 200 тысяч бойцов, а с ранеными все 300. В тяжелейшем для нас переломном 1942-м эта армия на Сталинград уже не пошла. Гитлеровский блицкриг окончательно и бесповоротно провалился именно здесь.
В каждой немецкой деревне традиционно стоит памятник-столб с именами жителей, которые ушли на войну и не вернулись. А в Баварии еще и фотографии с датой и местом гибели обычно висят на лестницах католических храмов. В подавляющем большинстве под этими фотографиями написано: «Руссланд», «Руссланд», «Руссланд».
В Крыму в составе 17-й армии вермахта воевал Генрих Белль, будущий известный глубокий немецкий писатель, нобелевский лауреат и пацифист. В своих фронтовых фильмах он писал: «Мы лишь два месяца были в армии и боялись, что завтра будет хорошая летная погода и нас наконец перебросят в Крым на верную смерть. А умирать нам не хотелось». 2 декабря 1943 года под Армянском Белль был ранен, потом эвакуирован сначала в Одессу, а затем в Европу.
Генрих Белль писал: «У меня нет ни малейшего основания жаловаться на Советский Союз. То обстоятельство, что я там был несколько раз ранен, заложено в природе вещей, которая в данном случае зовется войной. И я всегда понимал: нас туда не приглашали. А солдатам следует жаловаться не на тех, против кого их послали воевать, а только на тех, кто послал их на войну».
Когда-то в 1942-м генерал Федор Толбухин разработал вполне успешный план десанта в Феодосию. Но, к сожалению, тогда еще шел отбор наоборот и наверх выходили далеко не самые лучшие. Его несправедливо, подло сместили. Но в 1944 он командует фронтом, и ему предстоит брать Перекоп и Турецкий вал.
И вот настал момент истины. 8 апреля 1944 года. Началась атака на Крым. У Толбухина с Первой мировой войны огромный опыт и строевого, и штабного офицера. Но еще он просто из тех русских мужиков, о которых говорят: голь на выдумки хитра. Сам, по своей воле не пойдет он в лоб атаковать. И победа, и слава любой ценой, ценой чьей-то жизни ему даром не нужны. Перпендикулярно своим передовым траншеям бойцы Толбухина вырыли узкие окопы, так называемые усы, чтобы в момент подъема в атаку рывок под страшным огнем в сторону передовых траншей противника был как можно короче. Но все равно, после всех тренировок до первых укреплений врага, до спасительной рукопашной полторы минуты бегом. А немцы успевают выбраться из блиндажей и лисьих нор и добраться до своих огневых точек секунд за сорок. А значит, времени на то, чтобы скосить прицельным огнем всю поднявшуюся в атаку пехоту, у них предостаточно.
Немцы привыкли, что, как правило, у нас сначала идет артподготовка, а потом штурм, потом атака.
И ударила артиллерия, и русские закричали: «Ура!». Но не атаковали, подняли над бруствером манекены солдат, которые были в огромном количестве тайно изготовлены в мастерских армии. И нацисты купились, обрушили шквал пулеметного огня на эти чучела, обнаружив себя.
Но вместо нашей атаки последовала вторая артподготовка, уже прицельно по огневым точкам. И враг понес ощутимые потери. Они снова скрылись в блиндажах, в лисьих норах. А мы повторили артналеты, и так несколько раз. Так опытный боксер раздергивает противника, и тот уже не понимает, откуда прилетит главный удар.
После нескольких таких «раздергиваний» в самую нелогичную, не предсказуемую минуту пошла уже окончательная, настоящая атака, которая была полностью успешной.
В это трудно поверить, но мы выбили врага с самой главной крымской линии обороны с минимальными потерями. Лучшие солдаты вермахта погибли или попали в плен.
Но это еще ничего не значило. Немцы не были бы немцами, если бы не просчитывали все на три хода вперед. Они знали, что у них есть вторая линия обороны — заранее подготовленные ишуньские позиции — и они всегда за ними укроются.
Именно поэтому Василевский и Толбухин заранее приняли поистине гроссмейстерское решение: удар на Перекопе был отвлекающим. Главная опасность пришла с другой стороны, через Гнилое море, Сиваш. Немцы не знали, что русские саперы сделали невозможное: в ледяной воде за невообразимо короткий срок построили мост, способный выдержать 40-тонные танки и тяжелую артиллерию.
Утром 8 апреля 1944 года войска 4-го Украинского фронта перешли в наступление именно с Сивашского плацдарма, разведанного отрядом Поликарпа Кузнецова. Отсюда был нанесен главный удар всеми тремя стрелковыми корпусами и, самое главное, 19-м танковым корпусом генерал-лейтенанта Ивана Васильева. Это были те самые ребята, кто в ноябре завоевали крошечный плацдарм на Перекопе и чудом вырвались тогда из ловушки, потеряв все танки. Бойцы генерала Крейзера переправились через Сиваш и пошли в молниеносное наступление, опрокинули заслона врага и на огромной скорости рванули в Степной Крым. Сразу с боем они вышли в тыл ишуньским позициям да, в принципе, и всем частям, оборонявшим Керчь.
Именно этот непредсказуемый для врага прорыв перевернул стратегическое положение на полуострове. Генерал Йенеке понял, что его единственный шанс на спасение — как можно быстрее отступить к Севастополю и запереться там. Конечно, рядовым солдатам об этом не сказали. Начался бег немцев к Севастополю.
Наше командование понимало: чем больше их уйдет, тем большей кровью нам придется заплатить за Севастополь. Сразу после атаки через Сиваш началось наступление и с Керченского перешейка. Морпехи на танках, 84-я морская бригада, среди которых были Георгий Савенков и Екатерина Демина, стремительно шли вперед, отрываясь от тылов. Они как нож в масло вошли в оборону врага.
Освободив Керчь, войска Отдельной Приморской армии стремительно продвигались вперед. Развивая успешное наступление, войска 4-го Украинского фронта и Отдельной Приморской армии 13 апреля овладели тремя крупнейшими городами Крыма: Симферополем, Евпаторией и Феодосией.
Части Отдельной Приморской армии наступали со стороны Черного моря, со стороны Феодосии и Старого Крыма. А со стороны Джанкоя шла 51-я армия. В Белогорске они встретились.
Старый Крым — это Белогорск и другие древнейшие города Крыма. Улочки в них очень узкие, везде дувалы — заборы татарские. На улицах немецким мотоциклистам приходится мотаться то в одну, то в другую сторону, они просто не знают, в какую сторону ехать. С одной стороны стреляет наша артиллерия, с другой стороны стреляют со стороны Старого Крыма. Немцы кинулись на Симферополь. В Симферополе уже были наши.
По рассказам очевидцев, взяли больше трех тысяч пленных. Их просто отправили в Керчь навстречу нашим войскам. Было не до них. А сами рванули дальше, вперед.
На реке Зуя, под самым Симферополем, морпехи Отдельной Приморской армии наконец встретились с танкистами передовых частей 4-го Украинского фронта. Поначалу они даже не были уверены, что это свои, так быстро шло наступление.
15 апреля 1944 года была полностью освобождена Ялта. Стремительность действий наших частей и партизанских отрядов спасли этот чудесный город-курорт. Немцы не успели его разрушить.
Вспоминает один из участников тех событий: «В 12 часов вечера к нам прибежали из Массандры двое рабочих и говорят, что Массандра заминирована, немцы хотят взорвать Массандру. Но уже там пьянка у них, они уже напились. А командование наше дало команду: Массандру не давать взрывать. Мы разделились на три группы, пошли. Прошли первое здание — никого, ничего. А когда уже прошли к четвертому зданию, смотрим, там свет, огни, значит, там люди. Мы ворвались в это помещение. Оказывается, это был дегустационный зал. За столом сидели человек 18 офицеров разного калибра, и среди них один гражданский был. Когда мы рявкнули: «Полундра! Руки вверх! Хенде хох!», они подняли руки, раскрыли рты, никто ни за что не успел взяться, никто не успел выстрелить. Мы их быстро разоружили. Подходит к нам этот штатский. Оказывается, он племянник хозяина массандровских складов, еще дореволюционных. Он видел, где немцы закладывали мины, сколько там мин было заложено, какие помещения заминированы, какие нет. Наши саперы вместе со Смолиным прошли, все разминировали. На стенке он написал: «Проверено. Мин нет. Старший сержант Смолин».
По Южной дороге, через Батилиман наши войска пошли в Севастополь.
В смертельной агонии цеплялся враг за последний рубеж Крымской земли. Этот рубеж — Севастополь, наш Севастополь, город нашей славы.
Севастополь — это не просто город, это огромный укрепрайон, разветвленный, очень сложный. Как его брать? Было известно, что в инкермановских тоннелях бесконечное количество боеприпасов, там сотни тысяч солдат врага, очень опытные командиры: командующий 49-м горнострелковым корпусом генерал Конрад, генерал Альмендингер. Эти люди почти не делают ошибок.
Гитлер заявил: «Если русские в 1942-м продержались в Севастополе восемь месяцев, нам же сейчас достаточно десяти недель, чтобы подавить угрозу наступления во Франции и создать политические условия для вступления в войну Турции».
В этой критической ситуации начальник Генерального штаба маршал Александр Василевский попросил Верховного об отпуске и полетел в Севастополь, чтобы лично руководить штурмом. Взаимодействие всех родов войск после его приезда стало почти безупречным.
Бои за город шли жестокие. Немцы находились на очень выгодных позициях, в скрытых местах, которые трудно было поразить.
На склоне Сапун-горы было четыре позиции обороны, и они по несколько раз переходили из рук в руки. Шел непрерывный, до исступления страшный бой. На одной из сопок наступала 83-я морская бригада. Она вышла к Сапун-горе, но немцы окольцевали почти всю гору огнеметами. Об этом не знало командование. Когда 570-й полк пошел в атаку, немцы подпустили наших бойцов очень близко и в одно мгновение ударили все огнеметы. После этой неудачной, страшной атаки стало понятно, что необходима глубокая разведка любой ценой. Нельзя больше наступать, не зная все досконально.
В истории есть силовые линии и болевые точки. Одна из них — это, несомненно, Сапун-гора. Крутая, 45 градусов. Танки не пройдут, взять ее можно только прямой атакой или используя какой-то особый ход, особое решение командирское. И для этого нужна разведка боем.
Почему уже в 1944 году у нас так все получалось? Видимо, потому что командиры наши шли впереди. Поразительна история, когда командующий воздушным корпусом генерал Евгений Савицкий рвался сам лететь вместе со своими лучшими асами. Он считал, что невозможно командовать воздушным боем, находить какие-то новые комбинации, которые спасительны и победны, если ты не летишь рядом со своими лучшими летчиками. Он настоял на том, что вылетит сам лично на захваченном немецком самолете, на мессершмитте, прямо в Севастополь. Возвращаясь, Савицкий попал под зенитный огонь, получил ранение.
Противнику удалось разведать нашу диспозицию, и он начал вести точный огонь по аэродрому Севастополь-3. В 1944-м нацисты уже понимают: если русские поймают кураж — все, смерть. Плененные в те дни немцы рассказывали, что на инкерманских высотах в укрытиях сидят пулеметчики-эсесовцы, получившие приказ без предупреждения расстреливать отступающих. Враг напряженно ждал главного удара.
Немцы отчаянно сопротивлялись. У них не было другого выхода: с одной стороны было море, с другой — наступали наши части.
И вот через Маккензию и горы пошла в наступление 2-я Гвардейская армия. Именно так атаковал город в 1942-м фельдмаршал Манштейн. И командир 50-й немецкой дивизии уже открытым текстом по радио докладывает командующему армии Карлу Альмендингеру, что русские начали генеральный штурм.
Альмендингер после долгих колебаний все же перебросил туда свои последние резервы, и они пошли в мощную, успешную контратаку. Но вдруг резко 2-я Гвардейская армия остановилась на заранее подготовленных позициях и перешла к активной обороне. Да, это был отвлекающий удар. А главный все-таки нанесли объединенные силы Приморской армии, 4-го Украинского через Сапун-гору. Ее последний, самый страшный штурм шел почти 10 часов.
Гора была взята, и танковая атака на город, стремительная и сокрушительная, стала наконец возможна. И одновременно матросы под кинжальным огнем форсировали бухту малыми группами. Они захватили плацдарм, всего пару домиков на берегу. Но за их спиной стали массово переправляться гвардейцы, используя все, что было под рукой, даже гробы, которые во множестве заготовили немецкие интенданты. Ранним утром 9 мая гвардейцы атаковали город прямо через Графскую пристань, а 19-й танковый корпус, тот самый герой Перекопа, ворвался в город со стороны Сапун-горы.
В одной части города еще шел упорный бой за каждый дом, а в другой, совсем рядом, уже шло спешное, почти паническое отступление фашистов в сторону мыса Херсонес. Неразбериха, паника. Румыны и немцы, власовцы и национальные подразделения СС — все смешалось.
Вечером город был полностью освобожден. Но на мысе Херсонес, в самом узком месте, нацисты предусмотрительно построили мощнейшую линию обороны, которая прикрывала эвакуацию. Там, на мысе Херсонес, погибала 17-я армия вермахта и 49-й горный корпус. Солдаты прятались под высоким берегом от шквального огня. Все было забито разбитыми машинами, брошенными танками. Один из немногих нацистов, которому удалось спастись, вспоминал: «Люди плакали, молились, стрелялись, сходили с ума. Ножами насмерть дрались за место в шлюпках. Мне повезло, потому что мы, раненые, лежали прямо на причале, к которому пошла одна из последних самоходных барж. Из двух тысяч бойцов нашего полка из Крыма вырвались меньше ста человек. Вся моя дивизия легла в Севастополе. Горные стрелки, те, кто до последнего прикрывал эвакуацию, пытались на самодельных плотах уйти в сторону Румынии. Нет, поздно. Либо в плен, либо на дно».
А когда корабли противника двинулись в сторону Румынии, вслед за ними поднялись торпедоносцы Черноморского флота, которые беспощадно уничтожили практически весь морской конвой. Освобождая Крым, советская армия потеряла 17 тысяч бойцов. Вечная им память. Противник убитыми, пленными, утонувшими — примерно в 10 раз больше.
Может быть, впервые за всю войну перед нашей победившей армией не было линии фронта, через которую враг может вернуться и контратаковать. И все ребята, которым посчастливилось выжить, наконец-то смогли увидеть друг друга в лицо, обняться, просто обняться: морпехи и летчики, танкисты, артиллеристы и моряки.
Меньше года пройдет, и Крым снова станет центром мира. Именно здесь во время Ялтинской конференции будут заложены основные геополитические правила и принципы, по которым планета живет до сих пор и за которые мы заплатили такую огромную цену.
Взойдет на утес черноморский матрос,
Что Родине новую славу принес.
И в мирной дали пойдут корабли
Во славу родимой земли!
А. РЯБЦЕВА, ведущий редактор